Текст: Надежда Андреева
Елена Бороденко 29 марта уехала из Мариуполя в Россию, где никогда раньше не была. Почти неделю Елена с семьей младшего брата добиралась в Саратовскую область, где живут их дальние родственники. «Возвращаться в Мариуполь нет смысла. Такого города на карте Украины больше нет. Его просто стерли с лица земли», — говорит женщина.
«Они просто летят над нами»
Елена надевает голубой и розовый комбинезончики Дэвису и Бусе, пристегивает поводки и выходит на деревенскую улицу со следами асфальта посередине. Йорки лают на стоящего у забора петуха. В Мариуполе весна теплее, чем на севере Саратовской области. Елена приехала в легкой куртке и кроссовках.
«Почти месяц собаки гуляли на лоджии. Потом рамы со стеклами выбило внутрь. Каждый день поила их каплями от стресса. У соседки кот научился прятаться: как стрелянина начинается, прыгает в шкаф и закрывает дверцу лапой! Мы с соседкой ржали», — вспоминает Елена.
Она, глубоко вдыхая, разглядывает лес на холмах вокруг села. «Родственники зовут за березовым соком. Говорят, что осенью фундук вырастет, грибы, — женщина старательно улыбается. — У меня на украинском номере остался рабочий чат в Viber. Девочки из нашей смены разъехались кто куда — в Краснодар, Севастополь, Нижний Новгород, на Урал. Я пишу им: мы живем в экологически чистом месте, дышим свежим воздухом, кушаем натуральные продукты. Если не включать позитив, можно сойти с ума. В Мариуполе я весь месяц держала себя в руках. Если я сейчас разрешу себе почувствовать, что случилось, меня расплющит».
В село Донгуз Елена и ее младший брат с женой и ребенком приехали к дяде. «Позвонили вечером, сказали: через три дня будем у вас. Не скажешь же «не приезжайте», — разводит руками Владимир Копачев. Пенсионер снял гробовые: все накопленные 66 тысяч рублей. Стал искать временное жилье и машину, чтобы привезти родственников с саратовского вокзала: от областного центра до села — больше 160 километров. «У меня весь дом — 15 квадратных метров. Живем с дочкой. Думал, если ничего другого не найду, сломаю перегородку между комнатой и кухней, как-нибудь уместимся», — говорит мужчина.
К счастью, приезжих пустила в свой дом соседка, сама она временно переехала к матери. Домик выглядит очень скромно. Вздувшийся горбом пол из рыжих досок, деревянные табуретки, выкрашенные в ярко-синий цвет, черная печка-голландка. Другие соседи, переехавшие в город, разрешили взять из своего брошенного дома кровать. «Бесплатно, нужно только немного подремонтировать», — радуется Владимир. Местный пчеловод привез мед и картошку.
До пенсии дядя Володя работал в колхозе в районном поселке Балтай. От Донгуза до райцентра — 22 километра. «Автобус ходил каждый день. Сейчас — два раза в неделю. Может совсем не приехать, если дорога плохая», — рассказывает Копачев. Вспоминает, что еще в 90-х в Донгузе работал свой колхоз. Было 7 тысяч овец, коровы, свиньи, кролики, нутрии. Хозяйство исчезло уже в стабильные нулевые.
«Ни одного здания от фермы не осталось, всё разбомбили», —
машет рукой мужчина. Кивает на родственников: «У них действительно бомбили, но хоть обещают, что восстановят. А здесь — разобрали и продали».
«Из поезда мы звонили и просили натопить баню. Месяц же не мылись, — рассказывает Елена. — В первую ночь услышала гул. Вскакиваю: дядя, это что? Оказалось, самолеты. До сих пор просыпаюсь от этого звука. Успокаиваю себя: они просто летят над нами, не будет вот этого «бах».
«Не думала, что это повторится»
В Мариуполе Елена работала в магазине при металлургическом заводе имени Ильича. «Магазин был прямо на проходной. Банкомат стоял в торговом зале. Рабочие закупались у нас, выходя со смены. На заводе производство круглосуточное. Поэтому и у нас график был тяжелый — с 6:30 до 21:00. Работали сменами по две недели. Оклада не было, только шесть процентов с продаж. У меня выходило долларов 500».
Елена снимала двухкомнатную квартиру в центре города. Осенью 2021 года вместе с коллегами на неделю летала в Египет. В феврале, в последние выходные перед началом спецоперации, с подружками ездила в Святогорскую лавру (спустя несколько недель, в ночь с 12 на 13 марта, монастырь пострадал из-за авиаудара по соседнему мосту). Весной 2022-го женщина с подругами планировала поехать в Турцию.
«События 2014 года меня почти не затронули. Тогда в Мариуполе был обстрел [микрорайона] Восточного. У подруги там жила тетя. Когда все закончилось, мы поехали помочь ей. Убрали разбитые стекла. Я не думала, что это повторится».
24 февраля, услышав первые прилеты, Елена позвонила младшему брату Виктору. Он работал на заводе Ильича. Его жена Катя до декрета была сотрудницей «Азовэлектростали». Молодая семья жила в пригороде Мариуполя — поселке Мирное. «Они взяли памперсы, одежду малому и на маршрутке приехали на центр. Оказалось, что это была последняя маршрутка. Потом общественный транспорт из Мирного не ходил. Потом в России мы встретили людей из поселка. Они сказали, что домов больше нет».
Виктору пришла смс от начальника о том, что завод на 14 дней «поставят на тихий ход, а потом все наладится». Зарплату за февраль и март пообещали присылать на карточку. «Пришли 6 тысяч гривен (Около 16,5 тысяч рублей — Прим. ред.) Только снять их уже было негде», — отмахивается Елена.
«Пусть нас лучше сразу»
Квартира Елены находилась на восьмом этаже девятиэтажки. Семья решила не спускаться в подвал. «Говорили, что в каком-то доме в подвале заживо завалило 300 человек. Мы подумали: если уж что, пусть нас лучше сразу».
При обстрелах дом, как говорит Елена, «трусился». В первую очередь выбило замки на пластиковых окнах. Женщина подпирала рамы книгами. При каждом ударе книжные стопки падали с подоконника. Елена ставила их обратно. Так четыре-пять раз за ночь.
Семья пряталась в тамбуре между квартирами. «Чисто для успокоения нервов. Я видела, что бывает, если приходит попадание. Стены не спасают», — качает головой собеседница.
28 февраля отключили электричество. Ко 2 марта уже не было ни воды, ни газа, ни мобильной связи. «В этом году был очень холодный март. Я спала в трех свитерах, трех парах брюк и в двух куртках. Обутая. Сверху — два одеяла и собаки под боком, не простудилась».
«Я прожила в этом доме год, но до того не знала соседей. Люди стали знакомиться, когда начались первые мангалы. Сначала каждый варил себе. На второй неделе поставили общий мангал на подъезд. Скидывались продуктами. Готовили лежачим бабушкам, их в нашем подъезде было двое. Мужчины попилили деревья у дома и старую мебель. Пока работала электропила, запасли полный подвал дров. Они отсырели, пришлось для растопки поливать ацетоном».
Сначала жильцы готовили еду во дворе. «Самолетик полетит — в подъезд бежишь. Потом перенесли мангалы к мусорникам».
Каждый поход за водой занимал часа четыре. Воду набирали в роднике в районе бывшей станции «Азовсталь» или в колодцах на Новоселовке (микрорайон частной застройки). К колодцам тянулись большие очереди. «На Новоселовке уже стояла Россия, а на нашей стороне проспекта — еще Украина.
Мы с Катей брали тачечку, баклажки, переходили улицу и смеялись: меняем папахи, мы уже за границей!» — вспоминает Елена.
Зарядить телефон было негде. Никакие СМИ и соцсети женщина не читала. 7 марта пошли слухи, что от драмтеатра людей будут вывозить в Запорожье. «Мы туда пришли, долго ждали. Нам сказали, что автобусы вышли из Орехова, но в Никольском — русские танки. За нами никто не приехал».
На следующий день несколько семей жильцов смогли на своих машинах уехать в Мелекино, прибрежное село в 20 километрах от города. «Они выезжали через Широкую балку, где стояли русские. Солдаты удивлялись: неужели в Мариуполе осталось мирное население, вас же всех эвакуировали?» — передает Елена рассказы соседей, с которыми смогла позже поговорить.
В подъезде осталось около 40 человек. «Мы никуда особо не ходили, общались только между собой. Дверь внизу заперли на черенок от лопаты. На седьмом и восьмом этаже у лифтов поставили столы. Сидели, разговаривали. Мужчины все время поддерживали огонь на мангалах, грели чайники. Сделали светильнички — фитилек из ваты и подсолнечное масло. Тушили их в 18:00 — комендантский час, никакого света не должно быть. Иногда забывали, какой сегодня день недели, ведь никому никуда не надо. В подъезде был 12-летний мальчик. Телефон не работает, компьютер не работает. Он брал веник и подметал лестницу, лишь бы чем-нибудь заняться. Уже потом чеченцы ему пульки показывали, объясняли, как разбирается автомат».
Елена вспоминает, что примерно 15 марта «зашли мальчики-осетины». «Первые два дня мы их боялись. Мужики с такими бородами! Они сказали: ничего плохого вам делать не будем. Разрешили нам взять еду со склада «Азова». Поселились у нас в подъезде в пустующих квартирах. Недели через две зашли чеченцы. Собрали у нас телефоны. Сказали, что из-за сигнала может быть прилет».
27 марта семья отметила день рождения Миши. Мальчику исполнился год. «Мы этот праздник совершенно не так представляли. Планировали собрать дома всю-всю родню. Больше чем за месяц составили список гостей. Но вышло так, что отмечали в подъезде. Нажарили картошки, оладиков на воде». Ребенок целый месяц не выходил на улицу, «гулял только с восьмого этажа на седьмой».
Елена спрашивает: «Как это всё может быть в 21 веке? Неужели нельзя было договориться?
Я иногда думаю: может, у меня просто реакция на прививку от коронавируса? Это же бред, так не бывает. Я очнусь, и всё будет нормально».
«Незачем ждать, ничего не наладится»
28 марта жильцы узнали, что будет эвакуация от магазина «Метро». Елена с соседкой пошли пешком на другой конец города. По дороге узнали, что эвакуируют и от больницы в 17-м микрорайоне. «Мы поняли, что сидеть дальше смысла нет. Ничего не наладится. И записались в список».
У Елены был номер 1004. «На следующее утро оказалось, что почти никто не пришел. Мы сели в первый автобус».
Беженцев вывезли в Володарское Донецкой области. Здесь они переночевали на стульях в музыкальной школе. «Приехали днровцы, забрали 60 человек на Сартану (поселок неподалеку от Мариуполя, с марта 2022 года находится под контролем ДНР, — Н.А.) Я слышала, что там всё разрушено. Они сказали, что там восстанавливается мирная жизнь. Одна из девочек с работы поехала туда. Пишет, что поставили палаточный городок».
На автобусе беженцев отвезли в Новоазовск. «На границе четыре часа простояли на таможне и еще четыре — в пункте перехода. Там нас покормили, осмотрели врачи. В автобусе было много раненых с осколками. Мужчин и некоторых женщин осматривали в отдельном кабинете — проверяли, нет ли у них синяков от прикладов и татуировок ВСУ».
Беженцев доставляют в Таганрог и распределяют по поездам, которые везут людей в ПВР в другие регионы. Практически до момента отправления пассажиры не знают, куда именно идет поезд, — информация не разглашается, как объясняют, в целях безопасности. «Людей из нашего автобуса разместили в спортшколе. Сказали, что в 19:00 пойдет поезд в Казань. Кто не хочет ехать — освобождайте помещение, везут новых».
Елена с родственниками на последние деньги наняли такси в Ростов, чтобы рейсовым поездом добраться до Саратова. Но билетов не было.
«Мы четыре дня жили на автовокзале. Туалет там стоил 25 рублей, поэтому бегали на железнодорожный, там бесплатно. В «Пятерочке» покупали булки, паштеты. Согреть молоко было негде, каши малому разводили холодным. Я дошла до полицейского, попросила открыть комнату матери и ребенка. Он сказал, что нельзя», — говорит Елена.
«Нет смысла возвращаться»
«О той жизни, которая была в Украине, нужно забыть, — говорит женщина, разглядывая стразы на модных шлепках из «мариупольской эры». — Смысла возвращаться нет. Боевые действия закончатся, но в городе ни света, ни воды. Там уже +20. Мусор не вывозился. Канализация не откачивалась. Да и тела глубоко не зарывали. Мне 43 года. Все придется начинать сначала».
В паспортном столе села Балтай в Саратовском области с иностранцами имеют дело нечасто. Елене сказали, что ей нужно оформлять российское гражданство, и это займет месяца три-четыре. В центре занятости женщине объяснили, что все это время ей придется сидеть без работы, ведь с украинским паспортом ее никто не возьмет. Тем более, что трудовая книжка Бороденко осталась в Мариуполе.
«Мне нечем даже за билет до райцентра заплатить. Мне срочно нужна работа!» — объясняла женщина миграционной службе. После консультаций с областным центром районный паспортный стол посоветовал Елене получить временное убежище, которое оформляется в течение 10 дней. Такой статус позволяет человеку работать без патента, оформить медицинский полис и подать заявление на получение вида на жительство.
Для оформления временного убежища нужно пройти медицинское освидетельствование и перевести документы на русский язык. Для этого придется ехать в Саратов. «В моем паспорте есть страница на русском языке, но стоит печать на украинском!» — Елена с досадой хлопает в ладоши. Сейчас она ждет единовременное пособие — 10 тысяч рублей, обещанные каждому, кто выехал с территорий ДНР, ЛНР и Украины после 17:00 18 февраля. На проверку времени пересечения российской границы отведено две недели, но известно, что многие беженцы ждут гораздо дольше.
Брат Елены Виктор смог устроиться на пилораму. На первую зарплату за четыре дня семья купила упаковку подгузников.